Форум ОНУ

Гость


Автор Тема: Историческая психология и антропология религии  (Прочитано 4135 раз)

Оффлайн Петриковская Елена

  • Абитуриент Форума
  • Сообщений: 1
  • Репутация 1
Психология веры и религиозности в контексте исторической психологии
Целью проведения конференции является освещение познавательного и преобразовательного потенциала исторической психологии как самостоятельной области исследований на грани многих гуманитарных наук; определение современного состояния теоретических и эмпирических разработок в исторической психологии, что позволит отследить динамику ее предмета и методов в условиях изменения методологических установок гуманитарного знания.
   В соответствии с поставленной целью проблематика представленных в секции 12 докладов и сообщений может иметь характер методологических разведок, а также обращаться к обсуждению конкретных вопросов религиоведческого знания (особенности религиозной и нерелигиозной веры, религиозных чувств, религиозного опыта, факторы формирования религиозности, особенности религиозной личности) с позиций исторической психологии.

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
   Остановимся на методологических новациях исторической психологии, позволяющей ей занимать лидирующие позиции в современной гуманитаристике.
Н.Н. Ланге сравнивал психолога конца ХIХ века с Приамом на развалинах Трои. В качестве троянского коня психологи рассматривают тот идеал рациональности, который заимствовала психология у классической философии и науки. Если психология и сыграла поистине революционную роль в науках о человеке, то во многом благодаря попыткам мыслить поверх барьеров классического рационального мышления [Асмолов А.Г. По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии. – М.: Смысл, 2002, с.433]. Одной из успешно реализованных попыток стала, по нашему мнению, историческая психология. Здесь преодолевается “взгляд на личность как на “вещь среди вещей”, которая, даже если она помещена в центр мироздания, заводится средой, программируется наследственностью, направляется душой или же регулируется взаимодействием этих трех “факторов”. Исследуя подобную механику “личностных тел”, являющуюся скрытой [cenzored]огией механики небесных тел в классической физической картине мира Ньютона, психологи попадают в ловушки логических дихотомий и пытаются дать точные ответы на поставленные в стиле классического рационального мышления вопросы” [там же, c.436].
Главный результат применения классического рационального мышления – модель рационального предсказуемого адаптивного действия. Человеческий опыт как бы просеивается сквозь фильтр этого идеала рациональности, отбрасывается все, не укладывающееся в рамки представимого, утилитарного, рационально понимаемого.  Собственно, в поисках возможных объяснений т.н. «мистических» или «духовных» феноменов, оттачивается неклассический подход. При этом наблюдается активное взаимодействие с философией, в том числе ссылка в работах психологов на ряд методологических открытий философской антропологии. Прекрасный пример – работы И.Г. Белявского, который подчеркивал необходимость преодоления позитивизма в психологии, критиковал экспериментальную психологию и рекомендовал философский метод постижения психики человека. 
Научное творчество Л.С. Выготского, которого можно назвать основоположником отечественной исторической психологии, заслуживает особого внимания в плане рассмотрения влияния на развитие психологии философско-антропологического знания. Б.Д. Эльконин характеризует идеи Л.С. Выготского как неклассический подход к сознанию. Начало неклассической психологии сознания он видит в переходе Выготского от трактовки социальной среды как «фактора» к пониманию «социального»  в качестве «источника» развития личности. Культурно-историческая психология Л.С. Выготского корнями уходит не только в философскую антропологию М.Шелера, но и в духовную атмосферу Серебряного века. В итоге культурно-историческая психология Выготского воспринимается как «более близкая по духу искусству, чем психологии».

АНТРОПОЛОГИЯ РЕЛИГИИ КАК ВОЗМОЖНАЯ ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ РЕЛИГИОЗНОСТИ В КОНТЕКСТЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Можно вспомнить, что религиоведение возникло в первой половине ХIХ века, в том числе как своеобразный ответ европейской культуры на огромную массу сведений о Востоке, восточных религиях, а также многочисленных этнографических сведений о первобытных религиях. Это была попытка освоения непонятного европейцу Другого. Но сегодня подобное освоение происходит в ином контексте.
Постмодерн переживается как утрата смысла и тотальный релятивизм. Острую проблему современности составляет утрата человеком контакта с обычными интерсубъективными факторами личности – сообществом, традицией, жизненно значимыми человеческими отношениями. В результате этого наблюдается сужение горизонтов значений, в границах которых осуществляется становление личности. Это – основная тема книги Чарльза Тейлора «Этика аутентичности», в которой философ предлагает нам про[cenzored]изировать моральные идеалы, лежащие в основе современной культуры, обновить их через определение того, в чем состоит их глубинный творческий потенциал.
В этих условиях религиоведение может сыграть весьма важную роль, способствуя освоению информации, важнейшей для становления каждого человека как личности, для формирования его духовной культуры. С нашей точки зрения, философский подход, лежащий в основе религиоведения, позволяет выяснить смысл существования религии в культуре, обнаружить природу сакральности, поставить вопрос о специфике религиозного сознания. Одного философского подхода оказывается недостаточно, когда  мы отказываемся от рассмотрения религии как культурной универсалии, отказываемся от обобщений и проверяем их, выясняем, что означает «религиозность», «религиозный человек» и т.д. Здесь начинается антропология религии. Антропологические исследования религии и религиозности мало развиты, а антропологических исследований отказа от религиозных обязанностей вообще нет. Антропология религии, по утверждению известного американского антрополога, основоположника американской культурной антропологии Клиффорда Гирца, достигнет зрелости, когда будущий последователь Бронислава Малиновского  напишет книгу «Вера и неверие (или даже «Вера и лицемерие») в первобытном обществе» [Гірц К. Інтерпретація культур: Вибрані есе. – К.: Дух і Літера, 2001. – 542 с., с. 130].
Согласно К.Гирцу, для метода которого характерно объединение этнологии с философией культуры и политологией, антропологическое исследование религии состоит из двух этапов. Первый состоит в [cenzored]изе системы значений, воплощенных в символах, которые составляют религию. Второй заключается в привязке этих систем к социально-структурным и психологическим процессам [там же, с.108-109].
Существует большой дефицит исследований по [cenzored]изу религиозной символики, теоретическому [cenzored]изу символической деятельности в религии. Весьма актуально также рассмотреть, как с развитием культуры меняется конкретная психическая функция или какой-либо феномен психической жизни (стремление, память, вера и т.д.).
Поль Валльер отмечает, что «общая теория формирования религиозных традиций до сих пор ускользает от религиоведов» несмотря на огромное количество специальных исследований формативного периода многих мировых религий» [Валльер П. Традиция // Личность и традиция: Аверинцевские чтения / Сост. К.Б.Сигов. – К.: Дух і літера, 2005, с.173]. С нашей точки зрения одна из причин - игнорирование или недооценка антропологического подхода. При теоретическом освоении понятия «традиция» важно учитывать переход от понимания субъективности как чисто¬го принципа обоснования познания к реконструкции «конкретного субъекта». Подобная реконструкция охватывает все способы отношения человека к миру, беря субъекта в его практической, культурной и языковой опре¬деленности. Концепция «конкретного субъекта» включает в себя различ¬ные варианты прояснения вопроса об онтологии субъекта, т. е. проблемы определения специфического способа бытия человеческой субъективности. Все они стремятся рассматривать проявления духовной жизни человека так, чтобы избежать натурализации [Белявский И.Г. Лекции по исторической психологии. – Одеса: Астропринт,  2004, с.44]
   Отвергнув «чистый» опыт и «чистое» познание и сосредоточившись на неизбежно пристрастном характере любого человеческого выражения, подчеркивая историчность субъекта, неклассические подходы в психологии и философии способствовали «росту нового уважения к традиции – в той мере, в какой традиция являет собой общие категории человеческого понимания» [Валльер П., с.178]. Если рассматривать идеи, ценности, символы, аккумулированные в традиции как комментарий человека на свою временную ситуацию (которая включает другие человеческие выражения, находимые в своей ситуации), можно признать, что «всякое человеческое выражение живет в традиции и как своего рода традиция» [там же].
Религиозные традиции отличаются тем, что ориентируют человека и человечество в вещах, понимание которых выходит за границы разума и личного опыта. «Священное знание», охватывающее не только космос, мир богов, но и мир человека, отличается антропомерностью. Критерий истины здесь - единство соматики, психики и сознания. Отсюда нарушение согласия (синергии), например, сознания с телом трактуется как главная причина кризиса в отношении с окружающей средой.
Религии – хранительницы традиционной «формы» во всех областях социальной жизни. Показательно, что во всех обществах умирание, боль, смерть регулируются преимущественно традицией, поскольку и разум, и опыт здесь бессильны. При этом в разных культурах одна и та же религия формирует разное отношение к смерти.  Так, в Японии буддизм традиционно является религией похорон, а в Европе становится школой жизни, искусством душевного равновесия.

МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ КАК НОРМА СОВРЕМЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ РЕЛИГИИ
Цель исторической психологии, по словам И.Г. Белявского, - реконструкция психической жизни людей по культурным  объективациям [Белявский И.Г. Лекции по исторической психологии. – Одеса: Астропринт,  2004, с.80]. Такая цель с неизбежностью вызывает  интерес к исследованию исторических религиозных традиций. Вообще, последователи Л.С. Выготского стремятся преодолеть существующий с их точки зрения разрыв между индивидом и культурой. М. Коул в связи с этим обращается к американской культурной антропологии, подчеркивая, что «недостаток культурно-исторического подхода в настоящее время состоит в его неспособности дать адекватное описание того, как естественная и культурная линия развития, филогенез и история культуры, совмещаются и переплетаются в онтогенезе» [Коул М. Культурно-историческая психология: наука будущего. – М.: «Когито-Центр», Издательство «Институт психологии РАН», 1997, с.77].
   Можно найти много общего между исторической психологией и американской культурной антропологией, представляющей собой область научных исследований, которая концентрирует внимание на процессе взаимоотношения человека и культуры.
К особенностям культурной антропологии следует отнести:
1.   Культурная антропология отталкивается от расширенного понятия культуры, не ограниченного литературой, искусством, музыкой и театром, а включающего также жизненные миры и формы жизни людей. Антропологическое понимание культуры не ограничивается сферой идеального, «так как все проявления социальной жизни неизбежно пронизаны человеческим содержанием, символичны и эмоционально наполнены. В основе социальной жизни лежат латентные или осознанные системы ценностей, которые имеют нормативное значение для всех членов общества или для отдельных составляющих его групп и которые определяют их поведение, язык (в широком семиотическом понимании), общезначимые навыки и традиции» [Историческая наука на рубеже веков – М.: Наука, 2001, с.171].
Признается, что недостаточно ограничиваться перечислением культурных универсалий, а нужно исследовать их в различных культурах. Американский антрополог Джордж Питер Мёрдок (1897-1985) стал инициатором кросскультурных исследований, которые основаны на убеждении, что все человеческие культуры, несмотря на их разнообразие, имеют в основе своей много общего и что эти общие аспекты культуры поддаются научному [cenzored]изу. Теоретические ориентиры кросскультурного исследования он выразил в семи основных положениях (см. Джордж П. Мёрдок. Фундаментальные характеристики культуры // Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. Санкт-Петербург. — Университетская книга, 1997. - С.49-57).
2.   Целостный подход к изучению поведения человека в культуре. Внимание исследователя направлено на все стороны этого поведения, он должен рассмотреть человеческую жизнь как целое. В культурной антропологии человек рассматривается не «позади» множества своих исторических и культурных проявлений, а внутри них.  «Задача антрополога состоит в том, чтобы зафиксировать различия и сходства в человеческой физиологии, в вещах, которые создают люди, в их повседневной жизни. Только тогда, когда мы выясним, как люди, воспитанные по-разному, принадлежащие к разным физическим типам, говорящие на разных языках, живущие в разных природных условиях, решают свои проблемы, мы сможем уверенно рассуждать о том, что объединяет все человечество. Только тогда мы сможем претендовать на обладание научным знанием непосредственно о человеческой природе» [Клакхон К. Зеркало для человека, – СПб.: Евразия, 1998, с. 30]. Именно разнообразие культур раскрывает сущность и человека, и культуры.
В работе «Лекции по исторической психологии» И.Г. Белявский отмечает: «Для психологии целесообразно начать отсчет своих проблем с уже (подчеркиваем: уже) существующих реальностей: «очеловеченной природы» и психики. Во всяком случае, для исторической психологии это является непременным условием. Для ее исторический процесс, «созданный» человеком, становится, несмотря на то, что является результатом его сознательных и бессознательных действий, тем, что по отношению к нему выступает как нечто внешнее, объективное, независимое…, что является объективными условиями его жизни…» [Белявский И.Г. Лекции по исторической психологии. – Одеса: Астропринт,  2004, с. 41-42].
Современное изучение религиозных традиций находится «на перекрестке» между историческим [cenzored]изом, психологией, культурной антропологией, семиотикой и историей ментальностей. По ряду весьма существенных научных и мировоззренческих проблем назрела необходимость разработки широкой междисциплинарной программы и отказа от узких и специализированных исследований. А значит и в преподавании мы можем пересмотреть сложившиеся схемы подачи материала. И не боятся обобщений, которые рождаются в недрах философии, психологии и религиоведения.